Без вероучительного знания, предложенного святыми отцами, христианство может оказаться мнимым, либо, в лучшем случае, слегка ощущаемым; при этом человек может не понимать, насколько его поступки с нравственно-этической стороны сообразованы с христианским знанием, а живет просто так, как сердце подсказывает. Но в грехопадении сердце искаженно в своих действиях, интуициях и чувствах, ровно так же, как и разум, и доверять ему абсолютно невозможно.

   Богословское Знание, которое предлагается святоотеческим опытом Церкви, необходимо и для верного практического нравственного устройства всей жизни. Великий богословский опыт, который предлагается Святыми Отцами церкви, так бесконечно важен, что следовало бы признать каждому для себя лично великую ценность этого опыта и постараться как можно более в своей жизни этот опыт переживать.

***

   Известны два типа нравственного устройства, позволяющие жить в соответствии с Правдой Божией. Один из них - начальный, и потому более простой, а второй - завершающий и значит, более сложный. Не убивать, не прелюбодействовать и почитать родителей - гораздо проще, понятней и обычней, чем раздать все свое имение и следовать за Христом. Последнее - для совершенных. Впрочем, по теперешним временам о совершенстве в Церкви говорить не приходится, дело совершенства исторически кончилось, мы пришли к финалу.

   Эти два типа этики открывают два вида сочетания собственной жизни с правдой Божией. Один тип - тип ветхозаветный, потому что в нем предлагается хотя и высокая, но все же схема нравственной жизни, одинаково пригодная для всех.

   Второй тип этики (предложение Иисуса: "продай имение твое и раздай нищим… и следуй за Мною" - Мф.19,21) совсем не законнический, он не представляет собою схемы, не годится для всех и - не потому, что не все на это способны. По возможностям души, которые вполне никогда не реализуются, способны все. Но когда эта установка хотя бы осознанно рассматривается применительно к себе, оно может стать поводом для абсолютно уникального личного строительства души. Эта установка не заповедь, не императив, не требование - это общий принцип устройства, и поэтому может быть рассмотрен только лично для каждого в его уникальной отдельности.

***

   Когда Господь сказал, что Матерь Его и братья Его - это те, кто слышит слово Божие и хранит его, Он, разумеется, тем самым не исключил своих ближних из этого общего числа, тем более что, как известно, двое из Его "братьев" (сыновья Иосифа) стали апостолами, а Мать Его всегда "сохраняла все слова (Его) в сердце Своем"(Лк.2,19). Христос предлагает сверхъестественные возможности этического подхода, которые не противоречат естественным. Естественный подход оказываются не более, чем одним из сравнительно слабых и не главных проявлений того вышеестественного нравственного порядка, который является вместе с Иисусом, и выражается не только в словах, а прежде всего открывается личностно в Нем как совершенном Боге и совершенном человеке.

   Когда речь идет о близости людей, родственных друг другу или близких по дружеству, вполне понятен природный подход, подход естественной нравственности. Господь предлагает то, что сверх естества. Родные - это прежде всего те, кто входит в родство духовное, родство единых духовных содержаний. Но возможен и "нижеестественный" нравственный подход, этот подход встречается даже чаще, чем естественный. Так, например, когда кто не любит своих родителей, или братьев или сестер или носится повсюду со своими осуждениями к кому бы то ни было, он проявляет подход нижеестественный, потому что по естеству надо относиться к людям со спокойным доброжелательством. Это еще не та любовь, которая взыскивается Христом. Это заурядное качество природы, пораженной грехом. Во всех обычных, дохристианских нравственных заповедях, даже у избранного народа, господствует природный принцип, свойственный не очищенному, сублимированному, но падшему естеству. И все нравственные законы предлагают стремиться к высшим проявлениям того, что только возможно по падшей природе.

   Когда приходит Христос, Он предлагает совсем не то же самое. Он не предлагает стремиться к тому, чтобы человек возвысился до уровня максимально возможного по падшей природе, Он предлагает изменить саму падшую природу, излечить человека от наследственной болезни - греха. Обычная природная нравственность это нравственность несовершенная, падшая; ее пределы - это пределы естества, она не может возвыситься, перескочив эти пределы, но ниже ее находится то, что вне всякого закона. Поэтому, например, гнев - это выявление нижеприродной нравственной ситуации человека. Обычная ошибка многих христиан в том, что они хотят возвыситься до высоких идеальных норм природного закона или до нравственности ветхозаветной. Поэтому они каются обычно в преступлениях, совершаемых не против новозаветного сознания, Христовой этики а против натуральной, ниже Христовой. Тот, кто остается в рамках природы, не становится личностью, он остается индивидуальностью, в которой выражены наборы свойств природы, естественного человеческого бытия. В этом проявляется непреходящий кризис христианства в его человеческом измерении. Не к христианству как к нравственному содержанию жизни, как правило, стремятся христиане, а к очищенному идеальному законничеству, ветхозаветному бытию. Это надо с горечью признать и в этом каяться.

***

   Страшная и горькая картина открывается в притче о званых и избранных - картина общего духовно-нравственного растленного состояния человечества, картина, в которой всё спутано до неузнаваемости. Более всего поразительно какое-то глубочайшее нечувствие, которое поразило всех, кого зовёт Бог. Нечувствие к самому призыву, - как будто никто никого не зовёт. Нечувствие и как будто даже недоверие тому, что Призывающий зовёт на свою вечерю любви, "пир веры". Нечувствие настолько полное и глубокое, что даже если подробнейшим образом, в самых ярких красках попытаться расписать эту вечерю любви, эти яркие краски останутся словно неувиденными.

   Получается, что жизнь - одно, а то, что говорит Бог - совершенно другое, и одно с другим никак не сходится. Видно, немногие слушающие люди оказываются слышащими. Не случайно повторяется в Евангелии поговорка: "Имеющий уши слышать, да слышит". Кажется, так естественно могущему слушать - услышать то, что предлагается слуху. Нет, это обычная мнимость падшего человеческого бытия. Как часто то, что необходимо услышать, пролетает мимо ушей, а уж тем более - мимо сердца и ума. Слух дарован не просто для того, чтобы воспринимать звуки или доставлять информацию. Но даже и информация порою доносится как слабо различимый шум, не содержащий никакого знания.

   Бог предложил слуху первых людей: "Смертию умрете" - Быт.2,17 (в том случае, если не выполните некоего простого послушания). Не было услышано. И в их выборе дорога смерти была предпочтена дороге жизни. Одним из обстоятельств, свидетельствующих о том, что падение повлекло необратимые последствия, стала та окончательная и страшная раздробленность и человеческой природы в целом и каждого отдельного личного бытия. В результате этой раздробленности оказались автономно существующими слух и зрение - служебные органы, предназначенные для того, чтобы снабжать верным знанием органы центральные - ум и сердце. Слух слышит и не понимает, и глаз видит и не разумеет. Слыша голос Бога, как бы ходящего в раю, поврежденный человек воспринимает его как шум. Остаётся лишь внешний облик слова, звук не проникает дальше слуха, а отъединённое сердце занято своим.

   И вновь, как и многие века, встают перед верующими христианами две задачи. Во-первых, попытаться исцелить своё раздробленное бытие, так, чтобы оно стало цельным, так, чтобы вновь каждый приобрёл целостность своего бытия, а иначе оно так и останется грудой осколков, зашитых в мешок кожи, в котором если что и действует более или менее гармонично, так это физиологическая функциональность органов, да и та нарушается довольно часто.

   И во-вторых - сделать все, чтобы слово высшее, слово Божие перестало быть чужим, но стало усвоенным и всегда бы усваивалось, т.е. делалось своим. Если эти задачи человеком не будут поставлены перед собою, только случайно и раздробленно удастся что-нибудь услышать из слова Божия и принять как личное слово для себя, как призыв Божий. Какие-то отдельные, частные нравственные проблемы могут быть более или менее принятыми и даже исполняться, но не объединенные в целостное бытие и знание, если и будут приняты, то упрощенно и схематично.

   Чуть дело только коснется того, чтобы полученные знания действительно усвоить, ум отказывается работать, он занят своим. "Имей мя отреченна"(Лк.14,18) - имей мя, Господи, отреченна от мысли о Тебе, имей мя, Господи, отреченна от сердечного ясного и сильного стремления к Тебе. Дай мне заняться своим. Дай мне заняться своими переживаниями, в них найдется некоторое местечко и для Тебя, но по остаточному принципу - 2%, как в бюджете на здравоохранение. Мне очень интересно жить своей психологией. Мне очень интересно жить своими заботами. Пусть утомительно, но это моя жизнь. Не пять пар волов, а гораздо больше лошадиных сил оказывается сейчас под крышкой капота, и это очень интересно. И даже если по внутренней заинтересованности обычная жизненная суета, которая является главным препятствием для того, чтобы принять призыв Божий, не так уж глубока, она все равно составляет главное содержание жизни. Суета бывает разная: у одних научная суета, у других суета человеческих взаимоотношений, воспоминаний об этих отношениях и планирование этих отношений, у иных суета собственного непрерывно движущегося гордостного переживания и своевольных устремлений и всяких обид, болей, или, наоборот, великих радостей.

***

   Нравственность не жертвенной быть не может, даже когда она имеет только природный характер, потому, что в природе, извращенной грехом, всегда есть внутреннее противление нравственным задачам и поэтому преодоление данности необходимо всегда, а если преодоление, то и жертва.

***

   В послании к римлянам у Апостола Павла известны замечательные слова: "Мы, сильные, должны немощи немощных носити, а не себе угождати"(Рим.15,1) . То, что подавляющее большинство христиан, в основном занимается не тем, чтобы носить немощи немощных, а как раз наоборот - себе угождать, не секрет, а хорошо известный печальный факт. Ещё более печальны факты, связанные с заурядными самооправданиями. Например, человеку кажется, что он, может быть, ещё более немощен, чем те, которых немощи он должен нести. Это было бы верно, если бы не обязанность христиан быть подобными Апостолу Павлу, якоже он Христу. Апостол Павел, по-видимому, был не менее немощен, чем все немощные, живущие в теперешнее время, и все же утверждал, что если он чем и может похвалиться, то своими немощами. И всё же именно его постоянным и главным его деланием по отношению к людям, его служением было несение немощей немощных.

   "Сила Моя в немощи совершается", - приводит Апостол Павел слова Господа, обращенные к нему (2Кор.12,9), и эту абсолютную формулировку - "сила Божия в немощах совершается" - Апостол предлагает как одно из условий глубокой духовной жизни. Поэтому и сознание собственной немощи он неоднократно выражает даже с некоторым оттенком парадоксальной радости. Апостол носит немощи немощных не своей собственной силой, но и не своей собственной немощью; собственная немощь чрезвычайно важное и ценное качество лишь в том случае, когда она привлекает силу Божию. Тогда человек становится способным к тому, чтобы нести на деле немощи немощных.

   Главная немощь тех, кто не слышит слова Божия, состоит в том, что они своими немощами не привлекают силу Божию, и она в их немощах не совершается, потому что их собственная немощь представляется им силой и правдой.

   Слово апостольское выражает не просто уникальный личный способ переживания реальности жизни апостола Павла. В условиях православия привлечение силы Божией становится возможным и реальным через обычный в церковной практике акт - причастие Святых Христовых Тайн. Никакая теория, никакое воображение не подскажет другого, столь же действенного способа приятия силы Божией. Но почему-то сила Божия, привлекаемая в Причастии, нередко оказывается бездейственной, не совершается в наших немощах. Теперешние верующие люди причащаются, как правило, без силы внутреннего сознания и созерцания, не ставя перед собой главной цели - чтобы сила Божия в них стала совершителем жизни, поэтому от причастия они отходят без всяких перемен, не наполненные высшим бытием. В таком случае сила Божия не только не будет совершаться, человек не только не сможет нести немощи немощных, он, напротив, привлечет к себе еще большие немощи. В таком устройстве бытия, при случае, можно и помочь некоторым ближним, по сентиментальному устроению сердца. По природе, но не по внутреннему действию жизни духа, иногда и совершаются некоторые добрые дела, но это не имеет никакого отношения к главному. Потому что тогда даже и в актах милосердия, совершается все тот же ветхий, скверный и непроизводительный принцип - угождение себе.

***

   "Сила Божия в немощи совершается". Когда Апостол Павел перечисляет свои беды и несчастья, каждый может слышать, какое великолепное торжество слышится в этом, какая радостная мощь приятия бед и несчастий - не унылые стоны, как у большинства немощных людей, а как бы некий восторг души. Он переживал и осознавал, какая радость небесного бытия открывается в этих бедах и несчастьях, когда это небесное бытие желанно, и потому имел право сказать: "Сила Божия в немощах совершается" - в его немощах (в наших немощах, только наша немощь и совершается).

   В переживании Апостола слышится не дёшевый воображательный романтизм как тип душевной жизни, в котором главное - трусливый уход, от действительности. У Апостола - трезвый и спокойный реализм, в котором - прорыв из немощного и унылого падшего бытия. Такая удивительная бодрость духа слышится и в Евангелии и в апостольских Посланиях. Это бодрость прорыва в иные миры, когда здешняя жизнь не очень "устраивает", но не потому, что в ней плохо, уныло и тоскливо жить. Апостолы Пётр и Павел жили не уныло и не тоскливо. Но не потому, что их окружала какая-то особенная романтическая действительность. В падшем бытии ничего иного и быть не может: либо тоскливые немощи, либо пустопорожние наркотические уходы из этой действительности.

   У апостолов - совершенно иное свойство души, отчасти психологически знакомое по воспоминаниям молодости нынешних стариков. Лет сорок назад, как и теперь, разумеется, много было неправильности и неправды, много прямых безобразий, много доверия тому, чему никак нельзя доверять, много неумности, но с каким живым интересом и без мелочных грехов входили тогда молодые люди в жизнь. Сейчас, удивительное дело, десятилетние - двенадцатилетние девочки каются в сребролюбии. В то время это просто невозможно было, такого греха не было. Не потому, что жили все очень хорошо в материальном отношении, а потому, что это как бы и не занимало. Тогдашние молодые люди не витали в облаках, высокие серьёзные ценности не занимали душу, но было стремление (ни на чем не основанное, потому что, правда Божия еще не входила в нас) - вырваться из жизненной духоты. Это даже чувствуется, знаете, в очевидно средних пьесах известного в те годы драматурга Виктора Розова. Молодежь как бы восставала против затхлости жизни. В некотором смысле то же самое душевное ощущение, но бесконечно обогащенное духовным и Божественным содержанием, знанием Бога и стремлением к Нему, именно в силу этого знания, слышится у Апостолов.

   "Немощи", существующие у человека, вещь прекрасная, когда они служат материалом для преодоления себя. Материалом, который помогает ныйти выход к подлинной жизни. Не в геологические партии с бардовскими песнями, а к мирам, где от разреженного и чистейшего воздуха трудно дышать современным людям, привыкшим к выхлопным газам и болотным испарениям. И тогда, как бы ни было трудно, как бы ни было больно - не страшно. Во-первых, потому, что Бог есть и Он с тобою. Во-вторых, потому, что, сознавая личное бессилие, ты изо всех своих немощей стремишься к силе Божией.

   Подвиг не может быть унылым и бескрылым. А сейчас, когда и есть у кого крылья, они уже давно опустились и уже и не похожи на крылья, а на какие-то комочки грязи или полуистлевшие тряпочки.

   Потому так ценно чтение великих духовных мужей, и больше всего - Апостолов, что оно позволяет расправить унылые крылья. При всех человеческих немощах, в этом чтении ощущается сверхличная мощь, принимаемая людьми. Читать Апостолов радостно оттого, что узнается, какие могут быть человеческие возможности, когда они одухотворены Богом и Его правдой. Слышатся возможности разбить унылые оковы наличного бытия. И невозможно не дорожить этими мигами узнаваемого опыта. И даже когда долог путь от одного редкого мига к очередному редкому мигу, когда между ними пролегают большие расстояния, только в эти миги душа переживет возможность веселого и великого бытия. Они стоят всей жизни, потому что они и выстраивают жизнь. А все, что между ними - лишь ползуче разрушает. Эти миги - прорывы из болота в великолепную живую конструкцию подлинного бытия. Немощи остаются и тогда, но тогда, в этих немощах совершается Сила Божия. Нам теперь не приходится даже и мечтать о чем-то большем. Смиримся, но и с большим трепетом и надеждой отнесемся к этим великолепным мгновениям, которые не уводят от подлинной жизни, а приводят к подлинному, глубокому, духовному, прорывному переживанию того мира, где все построено на вечной любви Божественной.

   Пока живо христианство, определяющее во всем человечестве духовное бытие, до окончательного падения нравственности дело не доходит. И только когда умирают духовные содержания жизни христианских народов, тогда падение нравственных начал можно ожидать чрезвычайно и быстро. Потому что вместе с падением духовного самосознания - гораздо резче, напряженнее, страшнее чем у народов, которые не знали Христа, падают и нравственные содержания жизни, и жизнь переполняется пороком. Это неизбежно. Потому что ко всем другим порокам, которые были прежде, прибавляется один из самых страшных пороков - порок предательства, предательства Своего Бога.

***

   Одна из ведущих нравственных закономерностей открывается апостолом - "немощи немощных, носити, и не себе угождати" (Рим.15,1), - это начало нравственного закона, который формулируется далее: "тем же приемлите друг друга яко же Христос приял вас во славу Божию".

***

   Святая Церковь предлагает всем своим членам разные жизненные задания. Некоторые из этих членов слушаются, а некоторые нет, очевидно, потому, что пребывают в собственном опытном знании, отчасти связанном со знанием Церковным, а отчасти не связанном. Речь идет не о прямом противоречии, которое может быть у разных людей, включая православных христиан. Чаще бывает так, что собственное мнение во внутреннее духовно-практическое знание не превращается. И когда иные говорят, что они все понимают, а только сделать ничего не могут, - это неправда. Им только кажется, что они понимают и знают - настоящее понимание и знание определяет весь строй жизни, а если не определяет, то такое знание не есть собственно знание, а мнение. Оттого что они обладают мнением, а не знанием, - к церковному знанию, даже не сознавая этого, они относятся довольно пренебрежительно. Это знание собственно и есть вера, и это знание не может оказаться бесплодным, если только речь не идет о греховных желаниях.

***

   Христиане должны постоянно употреблять по отношению к себе евангельское требование - трезвись! Это важно тем более, что очень сомнительно, что хотя бы некоторые не то что бы часто, а хоть раз в жизни сказали себе: трезвись! Если же такого требования по отношению к себе не выдвигается, значит, ничего в этом роде и не делается, потому, что любое внутреннее делание начинается с самосознания, с сознания необходимости делания, а когда задача не поставлена, можно быть уверенным, что ничего не делается. Случайно такие вещи не происходят. Это значит, что более или менее все, в большей или меньшей степени, в разных и чаще всего не осознаваемых формах и содержаниях пребывают в том состоянии нетрезвости, которая является почвой для всего строя неверности духовной жизни, не всегда вполне понятной и вполне видной. Никто не соображает, что вся неверность, все отступничество, из которого заметна, лишь наиболее очевидная, то есть, малая часть, есть следствие именно нетрезвости, а значит, необходимо протрезвиться. Задача для тех, кто такой задачи никогда для себя не ставил, чрезвычайно сложная. Сложная хотя бы потому, что если не ставили этой задачи, то прежде всего нужно увидеть собственную нетрезвость. Затем для того, чтобы разделаться с нетрезвостью, необходимо внутренне покаяться в ней. Покаяние и есть разделывание со своею прежнею нетрезвостью!

   Жизнь, совершаемая по стихиям века сего, провоцирует, развивает в человеке нетрезвость. На нетрезвое сознание, как на глухую и ядовитую почву, не ложатся или мнимо ложатся семена христианской правды, они не прорастут. Даже если сердце при этом будет не совсем пустым, а живым и откликающимся на людей и на события, в нем не прорастет семя христианской правды! Нетрезвость заглушит все, и с тем большим успехом, чем меньше человек будет видеть свою нетрезвость, и то, что ее провоцирует и то, что он сам в себе провоцирует - ядовитые семена нетрезвости.

   Люди, живущие по стихиям мира, то есть, по тому типу устройства и самосознания, в котором живет падшее человечество, не знают Христа или относятся к Нему, как к далекой исторической реальности, с которой жизнь соотносится мало. Стихии века сего Христа не знают и знать не хотят, видят и оценивают Его и тварный мир ложно.

   Что нужно сделать пьяному человеку для того, чтобы протрезветь? Перестать пить. Но скопившийся яд еще долго будет отравлять внутреннее содержание и взывать к тому, чтобы нетрезво сказать себе: "Да ничего. Если я баночку пива выпью, ничего страшного, я, в общем, прекратил уже". Задача в том, чтобы не только не допустить себе возможности выпить то, что, кажется, особенного вреда не принесет, а уничтожать в своем организме весь долговременно скопившийся яд, чтобы организм стал чист - очистить его! Точно так же трезвиться духовно - дело не простое, это значит не только бросить, оставить прежние основания жизни, это значит - серьезным покаянным трудом вытравить из своей души весь строй желаний, который копил и провоцировал эту нетрезвость.

   Трезвиться трезвому, это значит - раз и навсегда отставить от себя возможность ходить по жизни теми широкими путями, которыми бредут в гибель.

   Для того чтобы устранить нетрезвость, необходимо положительное содержание жизни, но жизни, а не мертвости. Так, чтобы то, что читается, или о чем идет молитва, существовало в жизни, в жизни твоей души, а не обреталось как мертвый, пустой и не нужный груз. Мертвое ветшает и выбрасывается.

   В Евангелии рассказывается о том, как родители Иисуса пошли после праздника из Иерусалима домой, в Назарет, и увидели, что Иисуса нет с ними. Вернувшись назад, они нашли Его сидящим в Храме, и на их недоуменный вопрос Он ответил: "или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?!"(Лк.2,49) И это - направление жизни для всех желающих быть трезвыми! И у нас Отец Небесный, и у нас дом Отца Небесного, и для тех, кто желает осознавать и себя, и свою жизнь и жить трезво, есть только одна возможность - пребывать в доме Отца Небесного. Такая жизнь рядом со Христом, в доме Отца Небесного, будет не мертвечиной и пустым набором механических требований и не набором приятных музыкальных иллюзий, а тою удивительно насыщенной мощной полнотой, испытав которую, уже не захочешь к своей нетрезвости возвращаться.

   Трезвитесь, братья! Выбрасывайте вон свою нетрезвость всякого рода, но прежде всего ту, которая устремляется ко всякой человеческой душе по каналам, которые именуемым "стихиями века сего". Бойтесь этих стихий, как ваших убийц, убийц ваших душ! Бойтесь их, потому что, оглянувшись кругом себя, вы увидите многих уже убитых, только носящих звание живых, а на деле уже мертвых, умерщвленнвх "стихиями века сего". Пусть эти примеры, хотя бы страхом страхом омертветь, понуждают убежать от этой нетрезвости к полноте бесконечно красивой, не внешними, дешевыми красотами, а внутренними осмысленностями жизни, которая ожидает тех, кто вместе со Христом, преодолевая все тяготы и нетрезвости века сего, идет к свету Вечности, к свету Небесного Царства, к которому дорога открывается единожды совершенным Крещением водою и постоянно совершаемым покаянием - огнем и духом, совершаемым Христом над теми, кто ищет и ждет огненного и духовного покаяния.

***

   Психологическое содержание слова "мир" понятно почти всякому, но немногие знают его в духовном измерении. Только при иллюзорном типе самосознания, при самомнении человек может сказать: "Это-то я как раз понимаю!" Понять опыт духовной жизни одним припоминанием этого слова, невозможно. Мир духовный можно знать только практикой жизни, практикой собственной личности, а не предварительным ощущением. Правда, предварительное ощущение может кое-что угадать. И без этого предварительного угадывания, припоминания, в дальнейшем ничего не получится, неизбежны расхождения в самом себе. Жизненный опыт зависит и от некоторых личных предварительных условий, но гораздо больше - от того, насколько эти предварительные условия оказываются готовыми принять то, что дает Бог - а Он дает мир. "Христос есть мир наш", - говорит апостол (Еф.2,14). Господь благословляет миром. И помимо этого мира Христова, создающего цельность всех сил личности, никакой подлинной, опытной любви к Богу в Его мире не бывает. Можно на всю жизнь остаться при догадках и эмоциональных ощущениях, которые будешь признавать за действующую любовь.

   Мир Христов - это не просто психологическое или эмоциональное ощущение "рыбьего" темперамента; - это то единение сил души, которое создается а) через предварительное понимание своей греховной раздробленности; б) через ужас, стыд и боль от этой раздробленности; в) через понимание того, что своими усилиями ни к чему ты не придешь или придешь к мнимым результатам; г) через искании того, где обрести эту силу, психически объединяющую личность. Наконец в результате поиска обретается подлинная сила во Христе Иисусе, Господе нашем. Вместе с этим глубоким и неотъемлемым миром, которого душа взыскивает от Христа и который Христос дает независтно в твою меру и сверх твоей меры, душа обретает возможность возрастать и расширяться и преизливаться в любви к другим, и приходит совершенство любви всею полнотою, всеми силами, всеми помышлениями. Когда все клеточки твоей жизни, когда весь твой ум, где бы ты ни находился, - все направлено ко Христу, к Его миру, к Его любви, и драгоценнее этого ничего на свете нет ничего и быть не может.

   Что делать, если само понятие мир Христов заключает в себе, может быть, и довольно высокую богословскую сущность, высокую, но от человека далекую, теоретическую, далекую и абстрактную, вне тебя находящуюся? Что делать, если слова мир Христов ничего не говорят? И это самый трудный вопрос, на который почти невозможно дать ответ. Такой ответ дается практикой. Можно много раз слышать эти слова в Церкви, но они совсем ничего для тебя не будут значить. Но по мере того, как твоя жизнь в Церкви становится не случайным, раз от разу прибыванием, а пребыванием, по мере того как идет жизнь в Церкви, каким-то таинственным образом смысл этих слов становится настолько не чуждым, что и объяснять не нужно, что это такое: ищется, не смысл слов, а реальность, которая за ними стоит, и она как бы сама собою входит в душу. Помимо церковной действительности, еще более определенно - помимо православной церковной действительности, вообще почти ничего не достижимо.

***

   Любому читателю и почитателю Евангелия не раз входили в сердце и в сознание слова особого приветствия, с которым Христос обращался после Своего Воскресения к ученикам - "мир вам". Это обращение очень значительно всячески. Оно содержит в себе не простое пожелание мира, и не просто понимание того, что каждому человеку необходим мир, потому что без него жизнь неизбежно наполняется всяческими раздорами и искажениями. И меньше всего в этих словах облегченной психологической данности. Нет, мир Христов - дело особое. Мир Христов по психологическому действию на человека лишь отчасти может напоминать обычное понятное ощущение. Благословение миром - это особое благословение Божие, в общем понятное верующим - хотя бы самым начальным, почти детским пониманием. Без этого первичного понимания невозможно входить и в смыслы более глубинные, но хорошо бы, чтобы за началом следовало продолжение, уходящее в бесконечность. В бесконечность Христову, потому что "мир Христов" бесконечен.

   То, что это мир другой, Христос и Сам говорит: "Мир оставляю вам, мир Мой даю вам, не так, как мир дает", то есть, хотя это обозначается одним и тем же словом, но только отчасти включает те же понимания, а главным образом - другие. Для того, чтобы первично понять, какое благословение предлагается нам Богом, каков этот мир, каково его благоухание, каково содержание этого мира, трудно выразимое в словах, необходимо соответствующее религиозное устроение.

   Мир Христов нужно хоть сколько-то поискать. И когда поищешь его как условие и необходимое устройство собственного бытия, - всякое слово Христово, всякое слово Евангельское, всякое слово церковное, углубляя сердце, углубляя сознание, выстраивает душу и жизнь. И потому необходимо спросить себя: "Ты хочешь ли мира? Ты хочешь ли мира внутреннего, прежде всего? Ты хочешь ли мира с теми, кто рядом с тобой? Ты ищешь ли хоть сколько-то мира с Богом? Желанно ли все это тебе?" Говоря отвлеченно, любой человек, наверное, скажет: "Да кто же не хочет мира, кто же не хочет мира внутреннего, мира с ближними и с дальними?"

   Но это не совсем правда; если бы это было правдой, то не была бы одновременно так желательна ситуация скандала, если не уже существующего, то, во всяком случае, готового быть. Скандала, к которому душа не просто привыкает, но почти и ищет его, может быть, чтобы психологически выплеснуть через клапан этого скандала всю свою мерзость и успокоиться. Или жить постоянно в тихой, не выплескивающейся атмосфере внутреннего скандала, внутреннего постоянного недовольства., недовольства многими. Кажется, это общая внутренняя и внешняя обстановка нашей жизни… Это одинаково относится и к людям неверующим, и к людям верующим, в которых едва ли не постоянно слышится недовольство кем и чем угодно, а значит, и Промыслом! "что угодно", это и есть те жизненные обстоятельства, которые посылаются промыслительно, прямо скажем - посылаются Богом! И когда - или темпераментно холерически, или совсем почти астенически мертвящим спокойствием - душа не принимает то, что посылается через обстоятельства, это и значит, что она не в мире с Богом. И это не просто психологические факты нашей жизни, но и факты нравственные, и более того, факты духовные, свидетельствующие о глубокой порче.

   Факты такого недовольства, внутренней немирности свидетельствуют о том, что постоянно совершается разрушительная работа помыслов. Совершается, значит, допускается! Допускается, значит, почему-то эта немирность желательна. Такая немирная работа помыслов может иметь, на первый взгляд, вполне безобидный характер. Например, у людей молодых (а иногда даже и не у молодых) это может иметь вид очень живой влюбленности. Христианский разум знает, что это не обязательно так уж всегда и хорошо, но волнение крови вступает в спор с разумом, и, собственно, это волнение крови само по себе и желается. Душа ищет этого волнения, ищет немирности, хочется истерики. Истерики радостных чувств. Для каждого возраста известна своя немирность.

   Но и это не полная правда, нельзя остановиться только на этой данности. Сердце не может согласиться, если ему сказать: "Ты совсем не хочешь никакого внутреннего мира". Потому что, хоть и желательны отчасти эти раздирающие душу восторги, но все же душа ищет не психологического, а духовного упокоения. Но, кстати, и эта сама противоречивость духовного плана внутреннего мира тоже свидетельствует о немирности. Для человека христианского сознания рано или поздно наступает опытный жизненный момент, когда он осознает, что любой мир, о котором честно можно сказать, что это не мир Христов, есть нечто совсем другое, и если он имеет некоторую ценность, то ценность его ничтожна и преходяща. Наступает момент, и сердце узнает, не только по имевшемуся прежде отрицательному опыту, что все другие устройства мира были и не совершенными и не достаточными и преходящими и остановиться и установиться на них невозможно, по их шаткости.

   Этот отрицательный опыт довольно важен, но он не дает положительного направления. Он не дает возможности осознать, что есть подлинный мир, Христов мир. Это дается осознать всегда только таинственным образом, и такой опыт является рано или поздно у человека, живущего в Церкви.

   К сожалению, мы - люди рассеянного сознания, несобранные в мыслях, с хаотическими чувствами, бледно работающей волей, и потому нам не удается сфокусироваться даже на имеющимся, на возникшем, на данном, на дарованным опыте правды мира Христова. Описать этот опыт можно лишь тогда, когда для этого делаются некоторые усилия, а усилия в этом направлении не делаются. Ни усилия ума, ни усилия сердца, ни усилия определенных родов молитвенной и всякой другой деятельности не делаются по указанным причинам, а также по известному нашему формализму, по которому каждый выбирает что полегче. И все же без опыта мира Христова по мере вхождения в жизнь Церкви христианской почти никто не остается.

   Мир Христов, пронизывающий все содержание жизни, вместе с тем неуловим, как только его захочешь привязать к чему-нибудь, к жизни личной или общественной. Он неуловим, потому что это мир высочайшей свободы, а как только захочешь его привязать, свобода уносится. И привязать его можно только одним - любовью. Любовью к обретенному и полученному от Бога дару. Мир Христов это глубокая невозмущаемость сердца, вместе с тем ставшая действенной, это не спокойствие смерти, это спокойствие высочайшей активности, потому что Христос не бездействен и Дух Святой постоянно животворит. Мир Христов - это животворящее веяние в душе Святого Духа. Мир Христов - это поиск высшей радости свободы и обретение этой свободы. Мир Христов - это радость обретения Христа в себе, без которого жить уже невозможно Мир Христов, оставляемый Христом, оказывается действенным лишь тогда, когда он принимается душою в полноте, когда он принимается не потребительски, не ради того, чтобы было психологически хорошо, приятно жить. Мир Христов принимает всякую боль и скорбь, потому что мир Христов - это мир вознесенного на Крест и воскресшего Христа. Мир Христов возможен во всей полноте, когда принимается каждый человек, как носитель этого Мира, хотя бы искаженный, обломочный, оторванный, но и ты ищешь в нем действие мира Христова и находишь, потому что есть Церковь, потому что Церковь есть действие мира Христова, ибо мир Христов соединяет в единстве любви, то есть, в Церкви, глава которой Христос, и помимо Церкви мира Христова быть не может.

   Мир Христов - это всегда одновременно и дар, и плод, а плод -это всегда результат делания. То, что это плод, мы знаем из слов апостольских: "плод же духовный есть любовь, радость, мир, долготерпение...."(Гал.5,22) - мир, в числе других даров Господа, других плодов действия Святого Духа. И значит, не мечтающий о мире, а желающий мира должен его искать, и это искание есть труд и подвиг. Подвиг, потому, что это всегда преодоление. Преодоление, хотя бы частичное, своей немирности приближает возможное действие мира Христова в душе. Но это частное преодоление, без силы Божией, помимо силы Христовой невозможно. Мир Христов обретается только на путях синергетических, на путях совместного делания - твоего и Христа. Хочешь мира Христова, займись деланием, но в это делание включи и Христа. Хочешь мира Христова, пусть Тот будет делателем, а ты соработником Его.

   И порою встречаются люди, которым благодать благоуханного мира Христова дается одновременно и как действие божественной благодати, но и как результат их неутомимого желания обрести ее. Это были лучшие из людей, которых я видел, многие из них уже умерли, остались некоторые, и даже не совсем старые. И это значит, что даже в такое спутанное, шизофреническое и рассеянное время, когда плюрализм является в каждой отдельной голове и в каждом отдельном сердце, даже и теперь и никогда не потеряна возможность поиска и обретения мира Христова. Бережно принявшие благодать дара мира Христова и несущие его в себе не просто облагодатственны - аромат этого благоухания от них распространяется неизбежно повсюду.

***