Дело не в том, как жили святые, и не в том даже, как они умерли, хотя слова преподобного Силуана остаются на веки бесконечно верными: "Жить по-христиански невозможно, по-христиански можно только умирать". В контексте жизни умирание становится победой над смертью, и это всегда так, когда речь идёт о тех, кто нашёл свою жизнь, главное содержание своей жизни во Христе - это Его святые. Мы даже по нашим искажённым жизням можем догадываться, как прекрасна святость во Христе, когда едва-едва она в чём-то забрезжит. Святые же прекрасны не жизнями, а тем, что они Христовы суть, а "те, кто Христовы суть - плоть распяша со страстьми и похотьми"(Гал.5,24).
***
"Всякого, кто исповедует Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь и Я пред Отцем Моим Небесным". (Мф. 10, 32-33). Исповедание Бога - это готовность бесстрашно, бескомпромиссно, твердо и жизненно в любых условиях исповедать правду о Боге, ту правду, которую Бог предлагает людям и которая открывается всем членам Церкви. Исповедовать Бога означает утверждать в своем сердце и для тех, кто готов слушать и даже для тех, кто не готов слушать, что Бог есть, что Бог, в Троице поклоняемый, открывает Себя людям как Отца и Сына и Святого Духа, что Сын Божий в определенный час человеческой истории становится и Сыном Человеческим, то есть воплощается ради того, чтобы Своею жизнью, крестной смертью и воскресением спасти людей. Исповедовать Бога - это значит и исповедывать правду Его Церкви. Исповедывать Бога - это значит исповедывать правду Вечной Жизни. Исповедывать Бога - это означает утверждать, что норма человеческой жизни - это исполнение воли Божией, и научать этому людей. Исповедывать Бога означает всем делом своей жизни открывать тайну духовной жизни для себя самого и для других.
Кто так исповедует Бога, тот входит в лик святых. Кто так не исповедует Бога, тот отказывается от своей святости. Дар святости, принятый в крещении, для такого человека становится как бы ничем.
***
Блажен, кто может о себе сказать, как и апостол Павел: "подвигом добрым позвизахся, течение скончах, веру соверших" (2Тим.4.7). Это так и есть; ибо во всех отношениях он "подвигом добрым подвизался" и едва ли можно найти такое направление жизни и деятельности человека, связавшего себя обетом апостольского делания, в котором он не явил бы образ подвига.
Объявить знание близкого своего конца в духовном отношении становится возможным лишь в том случае, когда открывается безусловная, окончательная и осмысленная завершенность. Это может быть только тогда, когда человек знает задание, порученное ему Богом, знает определенно, что это задание не имеет предела, и только смерть прерывает его; но знает и то, что это задание имеет вполне конкретное содержание, и когда выполнение этого содержания состоится, дальнейшее течение жизни должно быть в иных содержательных временных и духовных условиях, в тех условиях, которые именуются Царством Божиим.
Об этом можно сказать уверенно тогда, когда выполняется и иное условие и одновременно самохарактеристика: жизнь проходит и проходила так, что предъявить себе какой-либо счет - бессмысленно, потому что все осуществлялось по одному главному принципу, по тому принципу, который и определяет все остальные содержания жизни - это принцип веры. "Веру соверших"! Это значит, что вера сохраняется во внутреннем сокровище сердца, как самое драгоценное и действующее содержание, содержание, а не просто предмет некоторой законченной мысли, содержание, действующее, пока продолжается жизнь, да и за ее пределами, потому что вера определяет содержание души и жизни и здесь и там - и на земле и за ее пределами.
***
Память апостола и евангелиста Иоанна Богослова вынуждает сознание верующего к серьезным размышлениям. Глубоко поучительны и каждое его слово и вся жизнь его от того момента, когда он был призван Самим Христом, и стал возлюбленным учеником Христа, что и проявилось в событиях его жизни. Только возлюбленный ученик Господа мог воспринять огненные слова Своего Господа: "Огонь пришел Я низвести на землю и как желал бы, чтобы он уже разгорелся"(Лк.12,49).
Иоанн Богослов знал, как никто другой, испытал на деле и сумел сказать, что природа Божественная есть именно огненная природа любви! И если мы замечаем в себе иногда, по милости Божией, светящиеся,хотя бы очень робко, и горящие, хотя бы не обжигающим огнем, действия Божественные, то это оттого, что Бог есть Начало закона огня бесконечной любви. Но и тогда для нас почти невнятным окажется по своей великой ответственности то слово о любви и о Боге как источнике любви, которое сумел сказать Апостол.
В святом Крещении каждый человек невидимо получает действие божественной любви. Когда через напоминание Церкви мы встречаемся с опытом святых мужей, мы можем увидеть в них горение огня любви, того же самого по природе, потому что огненные языки, сошедшие на апостолов в день Св. Пятидесятницы, это и есть огненные языки любви. Святые люди, горящие любовью, не только составляют славу Церкви, они дают нам возможность понять, что слова об огне любви - не человеческие выдумки, не мало понятные ощущения слишком поэтических сердец, но подлинные, реальные действия Божественного огня.
Главное духовно-нравственное содержание жизни святых раскрывается в заповедях блаженства. Нередко эти заповеди блаженства, которые хор поёт на каждой литургии, с приятным благочестием пропускаются мимо ушей, как нечто вполне привычное, знакомое. И во время этого пения можно о чём-то приятном подумать, о своём наболевшем, а опыт жизни святых, который должен был бы нас призвать сюда, никаким опытом для нас не становится, он остаётся чужим опытом., нас мало волнующим.
Как приятно спеть: "Земле русская", как это возвышенно, как это поднимает душу, какими мы себя чувствуем сразу членами великого народа, у которого была великая история, а, возможно, будет и великое будущее.
Но история эта - не наша история, и будущего никакого не будет, если тот нравственный опыт блаженства останется не востребованным опытом православных современников. Даже само слово "блаженство" стало теперь непонятным, особенно в соотнесении с тем содержанием блаженства, которое предлагается Евангелием: нищета духовная, алчба и жажда правды, глубокая кротость, блаженство гонимых и т.д..
Кажется, что кротость ещё более или менее присуща русскому народу, но присуща не как религиозный акт, а, в лучшем случае, как природный дар, и тогда толк от нее не очень большой… Блаженство изгнанных за правду… Покажите, русские люди, нынче блаженного, который был бы счастлив, когда его гонят за правду. Я бы сердечно и глубоко от всего сердца поклонился ему…
Нравственный опыт, который предлагается Христом, не доходит до сердца, потому что даже самое начало - мир Божий, который должен был бы стать фундаментом жизни, ("блаженны нищие духом…" -Мф.5,3), и не приемлется, и даже не взыскуется, в лучшем случае можно видеть душевное спокойствие. Душевное спокойствие - это лишь почва для обретения смирения. Мир Божий - это прежде всего глубокая и неотъемлемая гармония внутренней жизни души, раскрываемой во всех обстоятельствах жизни. Мир Божий, принятый в сердце, смирение - это глубокое приятие всех, даже тех, кто тебя унижает и оскорбляет. Мир Божий - это довольство всем, что есть, т.е. тем самым - мир с Богом. Все эти качества подлинно святой, праведной и благой жизни, которые и составили великий опыт русской святости, представляют собой необходимое условие осуществления внешняя деятельность. Нет ни одного святого, который бы свою жизнь не выстраивал как служение Богу и людям.
Настоящее служение невозможно без алчбы и жажды правды, невозможно без состояния кротости, при котором все земное, как будто и очень нужное, становится совсем ненужным, без миротворения, которое есть распространение этого мира на всех, кто оказывается рядом с тобою, и тогда вокруг спасаются тысячи, по слову преподобного Серафима.
Можно, хотя и трудно, жить и без глубокого национального единства, когда все раздроблены, когда существует огромный дефицит подлинно государственного сознания, дефицит верных человеческих отношений, огромный дефицит нравственности. Но всё это сравнительно ничтожно, по сравнению с главным дефицитом - дефицитом святости, тем дефицитом, который даже почти никем не ощущается как дефицит. Пока не начнётся взыскание святости, не будет никаких нравственных перемен. Пока не будет нравственных перемен - не начнутся перемены государственные, социальные, экономические, потому что поиск святости - это поиск связи с Богом, связи общей и личной, связи, выражаемой в предметном делании, а не в болтовне и не в приличных и приятных ощущениях, не в лёгком ни к чему не обязывающем благочестии. Пропоём: "Земле русская" и разойдёмся... Пора перестать умирать, пора начинать жить, а жить можно только в поиске святости.
***
Святая Церковь особо выделяет трех Святителей, память которых отмечается в один день. Вся их жизнь оказывается просвещением света - и это не абстракция, не отвлеченность, но и не только нравственная реальность. Нравственная реальность включается в общий смысл, ибо говорится: "Да просветится свет ваш пред человеки, да видят ваши добрые дела". Таким образом, - как прикладное по отношению к главному - добрые дела святых оказываются тоже уместны, как выявляемые светом. Это не просто свет их души, но свет данный, отделенный от Христа, но не уменьшающийся, отделенный и им, чтобы это качество, будучи только Божественным, стало бы и их качеством, чтобы открылись добрые дела, став видимыми, чтобы люди видели эти добрые дела. В них открылось не просто добрые качество жизни, что большей частью в других не видно - в них открылся свет Христов, свет нетварный, отчасти в них ставший тварным. Свет нетварный становится светом тварным только тогда, когда он передается Богом избранному Им человеку для того, чтобы все видели свет Христов, просвещающий всех.
***
Хорошо вглядываться в те личности, в которых составляющие качества премудрости открывались в особо высокой степени. Среди них память с неизбежностью откроет для себя великое имя Златоуста. В истории Церкви много было удивительных духовных деятелей, и он среди них высится, во всех содержаниях жизни. Что позволило ему сказать последние слова: "Слава Богу за все", - ему, умирающему в изгнании, ему, перенесшему многие скорби? Премудрость! Что позволило ему, видя несправедливость императрицы Евдоксии, от которой можно было ожидать всего, (и он дождался) начать одну из знаменитейших своих проповедей, словами обличения: "Племя аспида господствует, осталось потомство у Иезавели, но и благодать подвизается с Илиею. Иродиада тоже здесь, Иродиада все еще пляшет, требуя головы Иоанна..."? Та же самая высокая премудрость! Что позволило ему видеть содержание ересей "аномеев" и других современных ему еретиков, и обличать их с ясной и спокойной, хотя и с эмоциональной уверенностью - премудрость. Что позволило ему видеть вслед за немногими толковниками его времени богатое содержание и Ветхого и Нового Заветов и быть выдающимся экзегетом (толкователем)? - премудрость. Что позволило ему в свое время убегать от предлагаемого ему священства, что позволило ему написать книги о священстве, в которых виден не столько ум, сколько духовный страх, величие священнического дела - премудрость. И когда открывались уста его, они "глаголали премудрость", и сердце его жило по этому же духовному содержанию, которое называется премудрость.
Свет от Христова воскресения разлился по всему миру, и наибольшая яркость этого света духовного была там, откуда вышел Христос. Всегда не земная, а после Воскресения особенно не земная, красота Христа даёт отсвет на всех, кто к этой красоте становится причастен. На тех, кто без Христа жить не может, на тех, кто во Христе полагает свою жизнь, на святых Христовых. Первые святые Христовы являются, "воссиявшу солнцу" и этот таинственный тихий свет Христовой святости уже почиет на них, как потом на всех святых Христовой церкви. И это и есть красота церкви
Этот свет осиявал первых святых. Первый святой новозаветного времени - это Предтеча, он первый новозаветный, но и последний ветхозаветный - последний пророк, и первый и единственный Предтеча. Первые святые являются таинственным образом мистически прославленными на небесах, когда еще никто не знал, что они оказались прославленными - тысячи детей-мучеников, за Христа убиенных во граде Вифлеемском. Настало время бесчисленных новозаветных святых.. Во святых, как в отмеченных славой Божией лицах, и раскрывается красота церкви как Тела Христова.
***
Все, что недостойно Бога и человека как образа Божия, но является довольно дорогим для обыденной жизни должно стать предметом истребления. Такое истребление болезненно, оно есть тип распятия и сораспятия Христу. Но через сораспятие достигается результат чрезвычайной высоты - совоскресение Христу. Тот, в ком совершается совоскресение, подобно апостолу Павлу дерзает сказать: "Уже не я живу, а живет во мне Христос". Это окончательный высокий образ нового творения, новой твари! Неправда, что такой результат есть результат исключительно уникальный и доступный только для апостола; в некотором смысле это правда, ноправда и слова апостола, сказанные всем: "Подобны мне бывайте, как и я - Христу" (1Кор.11,1). Речь идет не о равной высоте достижения, но о подобии пути, который зависит от исполнения человеком того условия, которое предложено в Евангелии - хранить в добром и чистом сердце семя слова Божия (Лк.8,15). И даже если хотя бы одна эта готовность хранения слова Божия войдет в сердце, еще не совсем благое и не вполне верное, можно ожидать хранения и грядущего роста слова Божия в новой твари.
***
Сознание, которое действует по стихиям века сего, не может допустить, что нравственно - ближнего отправлять на смерть. Житие Адриана и Натальи показывает, что христианство есть религия, наполненная удивительно тонкими нравственными пониманиями. Наталья, как и София, лично не была мучима, но Святая Церковь причислила их к лику мучеников, тем самым признавая, что непереносимые мучения сердца за уходящего из жизни ближнего настолько приравниваются к мучениям физическим, что человек признается Церковью в чине святости, когда совершается смерть ближнего во Имя Христа, а его ближний сострадает и как бы соучаствует в этой смерти. Это не героизм как у стоиков, это нечто гораздо более высокое, дающее возможность признать великой любви к Богу, ко Христу как к самому главному в своей жизни!
***
Жизнь святого пророка Божия Илии - это не только явленный в слове, а в самом его жизненном осуществлении, призыв к правде Божией, ради которой можно смести с лица земли тех, кто уничтожает и унижает эту правду, но это и призыв к единству в правде.
***
Некоторые святые являют собою и особенно благодатное знание жизни небесной и глубокое понимание людей живущих даже и противной суетой "века сего".В Силуане, святом нашего времени, слышится духовный аромат личной святости, отличающий его от других святых не по существу, но по какому то особому устремлению к Богу и переживанию падшего мира.
В его житии открывается с великим даром духовного переживания нечто самое ценное в личном бытии. И это самое ценное хочется ждать в любом личном бытии каждого человека - но не обретается. Повсюду одни только обломки и обрывки. Такая радость, что и в нашем веке нашелся святой, который сумел так объединить эти обломки и обрывки, что ничего из нужного не исчезло, но все открылось в виде удивительной неземной красоты. Этот современный святой знал и человеческие грехи и умел их оплакать, знал и многие современные духовные поиски и обретенья, знал и милость Божию, знал и муки адские предметным личным опытом. Опытно выведать эту живую диалектику бытия адских мук и бесконечной милости Божией дается однажды за несколько веков - как самый драгоценный камень в россыпи многих других. В опыте святого можно видеть и презрение к суете, и жалость к тем, кто живет суетой, и оскорбительное ощущение от бытия греховного, и милование того кто не выдерживает и падает, и глубокую простоту человеческой жизни, и великое опознавание ее точным духовным словом, и тоску по раю, и нахождение в самом себе этого рая, и готовность всегда смиренно исполнить не только волю Божию, но и не греховную волю любого человека, и святое желание разрешиться от "уз века сего". Преподобный Силуан и невыразимо мощен, по своему духовному явлению и доступен для всех. Преподобный Силуан дает возможность увидеть, как можно жить и умирать! Потому что бытие святости есть жизнь вечная, и если и наступает смерть, то ради того, чтобы смерть была побеждена усилием Воскресения!
***
"Обрящете покой душам вашим"(Мф.11,29). Покой, мир Христов, мир, который Христос оставляет Своим ученикам как реальность и возможность, покидая землю, возносясь с горы Елеонской, может быть востребован каждым. Смирение как следствие этого востребованного мира Божия, открытого в сердце, смирение как стяжание мира в себе самом, мира с Богом и мира с ближними, оказывается качеством чрезвычайно редким. Следствием востребованного и воспринятого мира Христова становится внутренний ненарушаемый покой. Мир Христов - это содержание жизни, к которому стремятся люди, добровольно и сознательно уходящие от всякой суеты "века сего", для того, чтобы обрести Христа - святые. Мир Христов, узнанный сердцем, - это и есть окончательное свидетельство того, что Христос безусловно найден и живет в сердце святого человека.
***
Тот, кто хоть сколько-нибудь искал подлинную свободу духа, может распознать ее в других не потому, что сам сумел ее обрести: наоборот, живой опыт свободы распознается именно потому, что не обрел ее в себе, а спутать ее невозможно по полноте и изяществу этого живого опыта свободы, увиденного в другом, но не обретенного в себе. И даже тот, кто созерцает свободу как личную независимость не только от всякого зла, но и от всего своего, как от некоего вида пристрастной зависимости, еще не вошел в область небесного созерцания свободы. "Где Дух Господень, там свобода" (2Кор.3,17). По строкам Силуана видно, как он лично знал Святого Духа, и зная Его, не мог не продолжать взыскивать - и в этом знании и взыскании обретал и вне себя и внутри себя жизнь Святого Духа. Созерцая житие старца Силуана, невозможно не задаваться вопросом - что есть духовная жизнь в связи со свободой и что есть свобода в связи с духовной жизнью. Опыт старца, помимо слов отвечающий на этот вопрос, в некотором смысле несомненней опыта всех святых девятнадцатого и предшествующих веков, потому что его опыт по личному открытию - первичен, высоко свободен, высоко духовен, но и невозможен для подражания.
В том-то и ценность этого уникального и неповторимого опыта старца, что в нем содержится как бы вызов. Вызов, который одновременно и призыв. Призыв поискать дар Божий, призыв поискать эту свободу, поискать независимость ни от чего, ни от кого, ни даже от себя. Кажется, что на этот призыв ответить невозможно, ответить на него могут лишь немногие. Необходима хотя бы самая начальная готовность к подвигу поиска Духа Святого, потому что помимо личного подвига дар Божий окажется не воспринятым. Только так и обретается свобода. Только тогда сердце и вся личность могла бы дать ответ на этот Призыв, ответ нехладный и подвижный. Призыв страшно трудный но и необыкновенно плодотворный!
***
Поразительный образец личности, вошедший в своем роде в меру возраста исполнения Христова - святитель Феофан-затворник. Он ушел в затвор не потому, что он был чрезвычайным аскетом, он интересовался всем. Он выписывал в затвор различные газеты и массу книг, чтобы знать, что происходит в мире. И он знал по простому, сердечному и умственному знанию: факты, изведанные им, в его сознании находили верное понимание. Он был учитель христианской жизни, но желал занять только одно место - в затворе! Он любил читать и писать, но ушел в затвор, потому, что возлюбил смирение больше всего. Он затворился в затворе и стал велик, потому что очевидным смирением он предлагал урок жизни и святости. "Бог гордым противится, - говорится, - а смиренным дает благодать" (Пр.3,34).
***
Поворот души ко Христу может происходить в жизни фантастически-таинственным образом, например, как у апостола Павла по дороге в Дамаск; но к этой встрече неким особенным образом душа его была подготовлена. И потому эта встреча, хотя и перевернула его жизнь, но перевернула не так, чтобы она пошла в совсем другой плоскости. Например, был он человек плотский, а стал духовный; думал только о мясе, а стал думать только о небе; нет - у него устроение и раньше было связано только с религиозными представлениями, они просто были не верно повернуты, но случился переворот, и душа открылась в верном направлении. На чудо надеяться можно. Если в результате долгой духовной работы Христос займет подобающее место в душе, разве это не чудо? Но хорошо бы чудо Христово в своей душе готовить, или вернее сказать - готовить для него почву, создавать условия, чтобы оно могло совершиться. И если мы создадим эти условия, если мы хотя бы будем стремиться к этому, если для нас это будет желанно, можно надеяться, что каким-то образом чудо произойдет. И тогда не надо будет даже особенно искать, как правильно поступать. Подсказки, которые даются в Евангелие, предлагаются Святою Церковью, конечно, нужны, но они нужны скорее для самопроверки. Тогда Христос Сам через таинства, особенно через таинство причастия действительно начинает жить в душе человека.
***
Велики Святительские труды Григория Паламы, велико и его слово, такое поразительное, что по его тонкой духовности, ни более древние, ни более поздние Отцы, не могут с ним сравниться. Удивительным образом он открывал главные духовные начала христианской жизни. Слово Святителя ценно как выражение его души и практики. В его душе и практике, особенное место заняла Иисусова молитва. Он был глубоким теоретиком этой молитвы, теоретиком не в смысле умения анализировать, а в смысле глубокого созерцания и описания этого созерцания. Когда предстала необходимость борьбы с врагами этой молитвы, блистательная победа Григория была победой всего Православия. Хотя и касалась она, как может показаться, одного частного вопроса, но в этом частном вопросе выразилось центральное переживание христианской души и христианской Церкви. Точное содержание, наполненность, напряженность и направленность молитвы.
И замечательные рационалисты и спорщики, умники и аналитики были посрамлены этой тонкостью и точностью духовного опыта, который нашел свое выражение в соответствующем слове! Не хотел его соперник соглашаться, но и опровергнуть не смог и в результате остался в истории церкви постыженным. Удивительная полнота духовной жизни, включающая в себя и деятельность церковную, и величие и глубину и тонкость духовного слова, и переживание и созерцание молитвенного бытия: все это ставит Святителя на особенное место и в жизни церкви, и в жизни каждого православного человека, насколько он стремится к вершинам духовного осознания. Не романтически, чтобы перепрыгнуть свою немощность и недостаточность и быстро оказаться на вершинах, но чтобы было узнано верное направление, вектор. Святителем Григорием Паламой необыкновенно верно указывается это направление духовного самосознания и жизни. И для самого Григория Паламы и для всех, кто стремится к основам духовного знания, главным смыслам и содержанием этого знания является верно осознанная типология религиозной жизни.
***
Призванность человека к святости открывается очень просто - он жить не может без Церкви, и это чаще всего и означает, что он жить не может без Бога. Это главное понимание святости независимо от психологических особенностей и нравственных свершений человека, независимо от его взаимоотношений с ближними и дальними, независимо от его готовности и способности совершать дело служения.
***
Апостол Павел в послании к Евреям говорит о том выявлении святости, которое открывается в редкой по степени обращенности и готовности, качественности бытия, где главными оказываются не частные, хотя и, безусловно, очень мощные осуществления святости, мощные по совершенно самозабвенной преданности Богу. Главный признак святости был и тогда тот же, что и потом. Бог знаем святыми как личностно-духовное бытие, что с трудом представляется для рационалистического, то есть искаженного грехом сознания. Только великая мистическая традиция богоизбранного народа и живое чувство Бога, хотя и опровергаемое рассудком, которое было даже у бессмысленнейших язычников, заставляло их не только искать высшую правду, но и ради этой высшей правды быть готовыми на подвиги. Апостол Павел, имеющий в виду (в послании к евреям) этот самоотверженный характер святости, раскрывает в своем знании ощущение святости, как геройства.
Но героизм Нового Завета - это практически антигероизм. Героизм Нового Завета, связан с антигеройским типом сознания, которое в некотором смысле выше, чем простой героизм, ибо говорит: "Когда исполните все повеленное вам, говорите: "мы рабы, ничего не стоящие" (Лк.17,10).
И когда это так, геройство христианского святого подвига становится не только возможным, но в некотором смысле и неизбежным как норма того простого по пониманию, но чрезвычайно редкого по приятию качества самоотвержения.
Во всей полноте самоотвержение выражается в словах апостола Петра: "Вот мы оставили все и последовали за Тобой" (Мф.19,27). Правда, у Петра хватает одновременно и ума, но и смирения, сознающего свое непонимание, чтобы спросить: "Что же будет в таком случае с нами, ведь мы оставили все и пошли вслед за Тобою?" И его ответчик - Богочеловек дает ему понять, что пакибытие, Царствие Божие открывается всем, кто действительно вслед Его идет. Кажется, что этот образ: "идти вслед за Христом" настолько понятен, что не многие задумываются, что этот образ означает в его конкретном выражении. И он действительно вполне ясен для религиозной интуиции. Совсем не понимают его те, кто хочет жить своей правдой, некоторые - в силу известного душевного кретинизма, по которому и не существует ничего иного, кроме собственного "я".
Нужно иметь большой запас смирения, для того чтобы не сойти с ума. Увидев, что жизнь наполнена ложью, надо найти в себе стремление к святости, чтобы без всяких психопатологий открыться Богу в сознании своего ничтожества, а с другой стороны - не отступать от готовности быть с Богом, быть со Христом, потому что отступать от Него - безумие. Эта диалектика открывается только для смиренного и святого сердца. Для несмиренного сердца открывается какая-то одна сторона: либо ощущение правильности своего дела, либо псевдопокаянное осознание бессмысленности жизни, а значит - всякого дела. Все бессмысленно без Христа.
***
В истории Церкви Христовой всегда находились люди, которые не только выдерживали любые испытания, но и служили высочайшими образцами подлинной духовной и нравственной жизни для всех остальных. Когда душа ищет пример такого бытия, она и находит. Совершенно уникальный во многих отношениях образец святой подлинности жизни явил великий святитель, митрополит Московский Филарет. И жизнь, и смерть его были жизнью и смертью праведника: и о смерти своей он знал и жизнь свою расчислял по заповедям Божиим, и потому она осуществлялась чисто и серьезно, потому что заповеди Божии - не схема, а указатели благодатных Божественных действий. И когда человек рассматривает направления, куда указывают заповеди, он и находит благодать. Когда же человек ходит по своим путям, никакой благодати он не находит, а одни только мнимости. Всякие замечательные красивые слова говорили в девятнадцатом веке, когда умирали великие люди: "Солнце русской поэзии закатилось!" Что ж, "солнце русской поэзии", - прекрасно, замечательно; хорошее дело поэзия, но прожить можно без нее. А когда умер Филарет, один великий русский публицист сказал: "Из нашей жизни ушла совесть века, ушел тот великий светильник, который освещал все неправды мира, светом своего знания", чтобы эти неправды становились видны именно как неправды. Ушел тот, кто ни один уголок жизни общества, не оставил своим вниманием. Ушел тот, для которого и жизнь государственная, и жизнь общества и жизнь народа, были постоянным предметом глубокого и тонкого внимания. И это потому, что митрополит московский Филарет всю свою жизнь выстроил , как следование за Христом.
Учиться у него можно многому, кто любит и хочет учиться. Например, умению читать Евангелие. В девятнадцатом веке не было другого такого человека, который бы так умел вчитываться в каждое Евангельское слово и в каждом слове открывалась жизнь, полная глубочайших смыслов.
И если кто мог бы принять - хотя и не с той силой и не в такой степени - урок великого московского святителя, урок вчитывания в Евангельские слова, он остался бы с большим прибытком. Реки живой воды, реки Духа Святого потекли бы из его чрева, наполненного Евангельским знанием. И он тогда едва ли смог бы недоуменно пожимать плечами на любые вопросы совопросников, как из мира, вовсе чуждого христианству, так и от "псевдобратий", наполняющих дома, которые они смеют называть молитвенными, и даже от людей, доброжелательно относящихся к вере и к верующим, но имеющим какие-то препятствия в понимании веры. Для того чтобы учиться понимать Евангельские слова и смыслы жизни, которые в Евангелии раскрываются, нужно учиться читать Евангелие: читать с молитвой, читать с любовью, читать очень сильно морща свой лобик (чтобы видно было как там мысли ходят).
Великий московский Филарет - это целая эпоха в жизни русского общества; весь 19 век знаменует не Пушкин и Толстой, или какие-нибудь изобретатели электричества; весь 19 век, в его духовном, то есть главном содержании проходит с именем Филарета.
Хорошо бы молитвенно просить предстательства у святителя в том, что для нынешнего времени для верующих людей важно более всего: в освобождении от эгоизма, от непонимания и дурного понимания смыслов жизни, в освобождении нашей жизни в российском обществе от безобразных и глупых иллюзий, от пустоты беспомощности и бессмысленности. Только тогда она будет наполняться подлинными смыслами, и мы пойдем путями чистой и праведной жизни. Дайте первому первое, а второе само найдет свое место - вот простое слово святых Отцов, слово, которое в своей жизни и в своих мыслях постоянно проявлял великий московский святитель.
***
Подобным Христу быть трудно. Более облегченный путь - взирать на высокую человеческую личность (например, на апостола Павла, сказавшего: "Подобны мне бывайте, якоже аз Христу" - 1 Кор. 11,1). И если каждый день внимательно вчитываться в апостольские чтения и видеть в них апостола, можно увидеть очень многое. В динамике жизни Апостола раскрывается, например, ответ на вопрос: каковы процессы христианского думания, не только результаты, но и процессы. Не надо ставить перед собой задачи - стать равным, не надо ставить знак равенства, достаточно поставить знак подобия и искать своего подобия апостолу Павлу. Если найти это подобие в жизни, окажутся поразительные результаты. Эти результаты станут плодом внутренней работы, работы всматривания во внутреннюю жизнь Апостола, всматривания в его духовно-нравственные указания. Таков опыт Церкви, предлагающей нам это знание.
***
Удивительно выражение понимания святых и святости, которое предлагается апостолом Павлом в послании к евреям. Это понимание, которое хотя и основано на материале ветхозаветной святости, дает возможность увидеть и осознать новозаветное понимание и переживание святости. Оно настолько острое и сильное, что, пожалуй, ничто другое в этом смысле не сможет сравниться с этим лаконичным текстом. И дело не только во внутренней духовной и даже литературной энергии, но больше всего в том, что стрела летит в цель. Апостол Павел своими словами о святости поражает самый центр, дает возможность увидеть сердцевину осознания и переживания святости.
***
Многие, почти еще и не начав жить Церковью, очень быстро узнают именно преподобного Серафима и то, что он в Русской Церкви является одним из самых дорогих святых. Даже и католическая Церковь, признающая лишь немногих православных святых, выделяет именно преподобного Серафима. Видимо, его христианский дух настолько универсален и эта универсальность настолько чувствуется и переживается всеми, кто хоть сколько-то имеет христианскую веру, что не признать его как одного из величайших святых невозможно. Невозможно даже тем, для кого одно из самых великих его слов остается чуждым - слово о смысле и о цели христианской жизни как о стяжании Духа Святого Божьего.
Все имеет начало. Жизнь святых часто начинается как жизнь святая, и кое-что в этом остается навсегда загадочным, а кое-что понятно настолько, что вся Церковь глаголет, например о Серафиме: "От юности Христа возлюбил еси блаженне". Это и есть начало святой жизни - возлюбить Христа от юности. Труднее возлюбить тем, кто приходит не в юности и несет за собой воз прежних предпочтений, желаний, стремлений, всяких жизненных контекстов и прочее. У преподобного Серафима любовь была настоящей по предмету - предметом его любви был Самый достойный из всех возможных предметов - Бог, Христос; по содержанию, потому что содержание это обнимало в духовном, в нравственном и в догматическом смысле всю правду православной веры; и по внутреннему акту, по личному акту любви и веры. Веры, действующей любовью.
Евангельское чтение, посвященное преподобному - притча о "наятии" работников в виноградник, из которых многие оказались нанятыми в последний, в одиннадцатый час человеческой истории, но получили ту же награду, что и пришедшие в первый час. Преподобный Серафим оказался "наятым" Хозяином божественного виноградника если не в одиннадцатый час человеческой истории, то около этого. И можно вполне определенно догадываться, что уж кто-кто, а он получит ту же награду, что и первые. И даже не по своим подвигам, а потому, что возлюбил. Подвиги его это и есть выявление и следствие того, что он возлюбил. Молитвенное тысячедневное и тысяченочное стояние на камне - это не внешний аскетический подвиг, это подвиг любви, потому что настоящая молитва - это подвиг любви, а не бормотание вечернего или утреннего правила.
В этом и есть проверка, тех, кто любит! Кто стремится не убегать от молитвы. Кто любит Церковь больше всего. А любить Церковь - значит отдавать свою жизнь служению, как в прямом богослужебном смысле, так и в смысле служения людям. И в служении людям осуществляется один из главных принципов любви, который предлагает апостол Павел: "любовь не ищет своего". Служение не может никогда строиться на поиске чего бы то ни было своего, для себя. Если и получается, что награда следует за служением, служащий об этом не думает, он этого не ищет.
Хорошо молиться преподобному Серафиму, а еще лучше - хоть сколько-нибудь взять его жизнь за образец себе. Тогда и молитва будет действенна и прямо направленна ровно настолько, насколько это соотнесение своей жизни с его жизнью будет близким. Чем больше живет человек эгоистическими и эгоцентрическими предпочтениями, тем менее вероятности, что содержание успеет дойти не только до Серафима, но даже до неба.
.jpg)
