Готовность к исцелению

   Исцеление болящего слуги сотника было совершено Иисусом сразу же после Нагорной проповеди. Вслед за образом учения о нравственном бытии в этом мире, и последовало и первое же исцеление как акт реализации одной из важнейших нравственных норм человека, принявшего Евангелие, тем самым - знающего Христа, ибо этот акт был первым образцом делания Самого Христа.
   Христос исцелил его не прикосновением, и даже не словом, непосредственно обращенным к болящему, (как это не раз бывало в Евангелии), а простым внутренним решением. Оно, разумеется, и выражалось во внутреннем слове, но слово Бога и есть дело. Как при сотворении мира Господь говорит творческое слово: "Да будет" - и бысть тако, якоже говорит Господь, так и любое слово воплощенного Сына Божия вызывало за собой действие, а иногда и само являлось тем актом духовного бытия, который обычно значил больше, чем непосредственный результат.
   Но здесь, в этом исцелении, содержится нечто большее. Оно совершилось не в результате предваряющего слова, предваряющей мысли, предваряющего прошения, предваряющей готовности сотника, который не просто выразил свое смирение и уверенность в том, что его болящий слуга исцелеет: "скажи только слово, и выздоровеет слуга мой"(Мф.8,8). Это, конечно вещи необходимые, потому что, как правило, исцеления совершались Спасителем в атмосфере веры и смирения. Но здесь смирение совершенно особого рода. Оно выражено в слове: "Я не достоин, чтобы Ты вошел под кров мой". Тут театр невозможен! Сказано так, что в этом была верность, понимание и чувство: "Я недостоин". И это слово сотника в переживании Церкви оказалось настолько значительным, что по уставу Церкви каждый из нас, готовясь к святому Причастию, молитвою Иоанна Златоуста повторяет: "недостоин, да под кров мой внидеши".
   Это слово требует внимательного рассмотрения, по той причине, что в православной практике известен перехлест, иногда несколько театральный, а иногда вполне даже искренний. Простая мысль сотника состоит в том, что его недостоинство - это недостоинство именно перед Лицом Божиим. Перехлест, особенно заметный в монашеской литературе, проявляется в том, что недостоинство представляют как абсолютную испорченность личности. Но это неправда, потому что если бы это было правдой, то тогда вообще не на что было бы опереться в своем личном бытии, чтобы культивировать лучшие и добрые духовные начала, и нравственная жизнь была бы лишена всяких внутренних ориентиров.
   Простая начальная задача, с которой придется идти до гроба, - не борьба со своим злом, чего мы делать не умеем. Задача в том чтобы стремиться, на духовных основаниях культивировать добрые нравственные данные. Например, природное, несовершенное милосердие стремиться одухотворить евангельскими началами. Это не легкая задача, но она может быть и поставлена и исполнена. Только тогда может открыться верное чувство недостоинства, потому что по отношению к бесконечному Богу, всякая человеческая личность недостойна, но через открытие в личности тех, несомненно добрых содержаний образа Божия, которые потенциально имеются, она оказывается достойной самого акта создания! Риск Бога, создававшего человека, даже и по грехопадении оказался оправданным потому, что явился Спаситель, к которому прибегает человек, и это дает возможность евангелизации, христианизации и одухотворения не совершенного, душевного, иногда сильно искаженного опыта добрых начал.
   И это делает человека достойным пред очами Божиими: "мало чем умалил его пред ангелами". Поэтому у нас есть все основания, чтобы не переставая благодарить Бога и, может быть, более всего за то, что мы, переживая свое недостоинство пред Его Лицом, видим в себе образ Божий, который является основанием нашего бытия, и который Им же Самим в нас и утверждается. Так что не в каких то отвлеченных отдельностях от нашей личности обитает образ Божий - он наш, он в нас, благодаря Богу, благодаря Иисусу Христу! Идет борьба не за какие-то мнимые совершенства в себе, а ради стремления раскрыть тот тип совершенства, который мы видим в Евангелии у Самого Спасителя.

вверх

"Не нарушить закон, а исполнить"

   В проблеме связи Христа с ветхозаветным законодательством наибольшее недоумение вызывает у многих Его отношение к заповеди о субботе. Видя дела и слыша слова, в которых выражается это отношение, некоторые, из числа недалеких, но пытавшихся богословствовать христиан, утверждали, что Христос хотел тем самым показать, что смысл субботы исчезает, потому что вместо субботы существенным становится воскресение. Но не таковы аргументы Спасителя. Недоумение вызывают эти аргументы и у тех, кто был непосредственными слушателями слов Иисуса и свидетелями Его демонстративных действий, и у сегодняшних слушателей и читателей Его слов. "Не нарушить пришел Я (закон), а исполнить", (Мф.5,17) - говорит Он, совершая Свои непонятные для чтителей Закона действия.
   Не все сразу было понятно разумом, привыкшим верить Закону. Ведь речь не идет о человеческих установлениях, ни о разумных нормах человеческих взаимоотношений, нет - -речь идет о Божественной заповеди, не такой легкой для понимания, как это кажется. Легкой для исполнения, но не легкой для понимания. Не так просто осознать глубокий духовный смысл субботы как прекращения божественного творчества. Но все же понятно, что демонстративное поведение Иисуса не могло иметь смысл нравственного разрушения; этому бы противоречили и Его слова: "Не нарушить пришел Я закон, но исполнить". Религиозное содержание Его действий открывалось для сознания тонкого, глубокого и духовного, и только потом стало вполне достоянием Церкви.
   В религиозном смысле исполнить Закон означает усовершить его, сделать его полным, окончательным, совершенным. Потому что ветхий закон не обладал такой абсолютной полнотой, не говоря о том, что он был приспособлен для сознания довольно грубого. Кроме того, исполнить - означает сделать все, чтобы реализация этого установления, совершение его было не частным и поверхностным, а общим и глубоким.
   Божественное творчество, которое описано в книге Бытия и которое было символически завершено в шесть дней творения, на седьмой день закончилось. И Бог, символически говоря, почил, Никто, находясь в здравом уме, не подумает, что Бог просто лег отдыхать. Речь идет о каком-то непостижимом глубочайшем внутреннем покое, ибо Божественное творчество и созидание завершено, и в создания Божии также внедряется этот удивительный божественный покой, мир. Это опознается теми, кто имеет способность понимания, то есть ангелами и человеками. И потому именно им для переживания этого завершения божественного делания, для переживания чрезвычайности божественного покоя и дана заповедь о субботе. Не для того, чтобы они не смели заниматься какой-либо деятельностью, а для того, чтобы они пережили в своем личном умственном и сердечном переживании факт божественного делания и божественного покоя. До многих ветхозаветных людей это не доходило, хотя заповедь достаточно ясно открывала смысл субботнего дня: "чтобы освящать его", -но это исполнялось формально.
   Что же случилось в ту великую эпоху, которую можно обозначить как один день? В день, растянувшийся на тридцать три года жизни Иисуса или, если иметь в виду Его непосредственную деятельность со дня выхода на проповедь Евангелия на три года - в день божественного делания. День делания Сына Божия стал седьмым днем творения, нового творчества. День божественного творчества по спасению падших человеков! И тогда по таинственному и глубокому учению Церкви в неделе оказывается не семь, а будто восемь дней. Воскресенье является и первым и восьмым, и восьмой день, воскресенье, - это день перехода в иную реальность бытия из времени в Вечность, потому что и Христос в Своем воскресении, завершая Свое земное бытие, которое продолжается во времени, переходит в Вечность. Христос - новая Пасха! И поэтому этот день принадлежит одновременно и временному кругу бытия - первым в седмице дней, и выходит из этого круга, становясь восьмым днем, который вне пределов седмицы. Таким образом значение субботы восполняется самим деланием Христа, Его новым творчеством, творчеством по созданию новой твари, подобной Себе Самому, в Своих учениках. А затем, в течение вот уже двадцати веков Нового Завета, и в учениках учеников, потому что смысл духовно-нравственного бытия христиан в том и состоит, чтобы стать "новой тварью", новым твореньем, и это делает Христос при нашем соработничестве. И, словно запечетлевая это Свое делание, Он отчасти демонстративно делает всякие дела в субботу, восполняя смысл ветхозаветной заповеди, исполняя ее. Не нарушая, а исполняя, придавая ей Собою, самим Своим бытием более высокий духовный смысл и содержание.

вверх

Знать Бога

    Апостол и Евангелист Иоанн Богослов припоминает замечательно необходимые слова Спасителя: "сия же есть жизнь вечная, - говорит Он, обращаясь к Отцу Небесному, - да знают Тебя, единого истинного Бога и посланного Тобою Иисуса Христа"(Ин.17,3). Итак, в том жизнь вечная, чтобы знать Бога, а все, что есть остального в смысле и знании веры и в жизни по вере, - это все представляет собою конкретные выражения этого спасительного знания. Нельзя не обратить внимания на то, что эта молитва говорится Спасителем при завершении Им последней Своей Евангельской беседы с учениками, совсем незадолго до предания Его на поругание и смерть. Преподав ученикам все, что нужно для их знания в этой последней беседе, Он в завершение ее обращается к Отцу Небесному. Обращаясь к Отцу Небесному, Христос обращается и к ученикам, давая им, давая и нам возможность увидеть, узнать и принять самое главное. Знание Бога, которое возможно только через знание Его Сына, второй Божественной Ипостаси, Иисуса Христа - вот содержание вечной жизни; не условие даже, а само содержание вечной жизни. И таким образом, тот, кто знает Бога, точнее, насколько он знает Бога, - и пребывает в вечности, в жизни вечной, в Царствии Божием. Пока еще здесь, на земле, но уже и в Царствии Божием.
   Пребывание людей в жизни вечной, пока они живут на земле, а значит и знание Бога - относительно слабое, не только количественно, и не только по причине слабого знания. Оно слабо и в смысле верности принятия содержания знания, и даже готовности принять его. Многие люди, считающие себя верующими и даже прочитавшие несколько замечательных книг, могут чрезвычайно заблуждаться относительно своего знания. Но проверяется знание или незнание очень легко. Спроси себя, ты как, уже в жизни вечной? И нормальная, не вульгарно прелестная совесть большинства людей даст ответ, иногда с оттенком ложного смирения: "да куда нам, мы люди маленькие"; а иногда вполне ответственно отдавая отчет в том, что порою вполне ощутимым оказывается пребывание в жизни вечной. Но эта пора наступает так не часто и длится обычно такое краткое мгновенье, что обыденное содержание жизни, относительно божественной полноты можно признать слабо коррелируемым с вечностью. Хорошо, когда такие миги совершаются во время Божественной Литургии, особенно во время Евхаристии, но не худо, когда дыхание Духа Божия коснется и в иные времена. Но это может случиться с подлинной силой и всего только раз в жизни, не тем ложно вульгарным образом, при котором литературно хочется воскликнуть "остановись мгновенье" (последнее бывает, когда сравнительно пустые и пошлые содержания жизни, кажутся бесконечно значимыми психологически). Но если этот единственный миг был настоящим и сердце может свидетельствовать, что это не ложно, значит, тот, кому оно свидетельствует, уже не лишен этого содержания, а значит, не лишен этого знания. Знания, которое бесконечно выше любого книжного, любого, узнаваемого другим способом.
   Как и почему случается, что одни люди могут дерзновенно свидетельствовать свое знание Бога, и содержание их жизни - это вечность, другие могут лишь отчасти, а третьи вовсе раз в жизни, четвертые же вообще никогда? (Хотя, как кажется, все необходимые для этого условия соблюдаются). Понять это вполне невозможно, потому что вполне уловить все признаки познавания нельзя; но если бы это было невозможно понять вовсе, тогда мы были бы крайне дезориентированы, мы бы не знали, что делать. Но есть, слава Богу, и ориентиры, и не только внешние. Один из этих важнейших ориентиров, если входит в жизнь, то, скорее всего, и указывает на очень близкую и вероятную возможность ее наполнения вечным содержанием и божественным знанием. Он указывается в первосвященнической молитве.
   Обратим внимание: о чем прежде всего молит Сын Божий Отца Небесного. Он молит об остающихся учениках, чтобы, они остались Божиими учениками, пребывали в этом непрекращающемся божественном ученичестве, считали бы себя не знающими, но узнавающими. И не только считали бы, но и были на деле узнавающими, стремились к этому познанию - познанию Бога. Само собой ничего не бывает. Не бывает и знания. Оно может приходить таинственным образом, как таинственным образом пришло знание Священного Писания к Марии Египетской, неграмотной и ничему не учившейся, но не автоматически, потому что главным и определяющим моментом знания является стремление к узнаванию. И в этом отношении можно каждому и проверять себя и делать шаги. Проверять себя ежедневно, - имеется ли действительно стремление к узнаванию Бога? И если оно есть, то сказывается и в результатах, не мигом, но в несомненно раскрывающихся результатах.

вверх

Открытие знания Бога

   В воскресение, предшествующее дню схождения Святого Духа на апостолов, святая Церковь премудро для нашего понимания и знания открывает смыслы богословия и жизни, которые предшествуют пониманию и значению Пятидесятницы. Точно так же в неделю, последующую Святой Троице, в День Всех Святых святой Церковью предлагается неизбежное и вечное продолжение тех смыслов, которые были явлены в Троице.
   За неделю до Троицы празднуется День Святых Отцов, просиявших на первом Вселенском соборе. Их память празднуется потому, что именно они утвердили то учение о Святой Троице, можно сказать, центр христианского вероучения, без которого наша религия была бы только одной из многих религий. Без знания о Богочеловеке как Сыне Божием и о Святой Троице, христианство стояло бы но в одном ряду с другими религиями, даже если по некоторым своим особенным значениям и переживаниям было бы выше их,. Оно по своем значению стало бы лишь одним из видов поиска, истины человечеством, а в худшем случае - воспринималось бы наряду со всеми другими человеческими выдумками. (Любую религию можно расценивать либо как плод фантазии, либо как напряженный поиск высшей правды). Но и в том и в другом случае христианство оказывается в одном ряду с другими религиями. Многие открыто и стремятся это если не доказать, то показать и дать почувствовать другим. Среди них обретаются и некоторые мыслители, считающиеся даже православными. В результате изучения многих религий они пишут большие труды, в которых и проводится мысль, что христианство есть высшая форма мысли, но в одном ряду со всеми. Если это так, нам можно повесить большой амбарный замок на церковь, снять облачение и сказать: "Хватит заниматься глупостями и выдумками".
   Слава Богу, дело обстоит не так, потому что правду Божию, правду о Боге и правду о человеке открыл нам Сам Бог. И Откровение Божие в истории, по необходимости, в частности по необходимости борьбы со всякими человеческими выдумками, приобретало окончательные, совершенные и удивительно прекрасные формулировки, что и создало в конечном итоге христианское православное вероучение.
   318 святых отцов, собравшихся в малой Азии, в Никее, на Первый Вселенский собор, утвердили соборно главные истины христианства, за которые они, боролись, получали раны, готовы были отдать жизнь, а многие и отдавали. Эти истины должны бы быть дороги и для всех последователей этого учения, выработанного и сформулированного отцами, хотя и предложенного им Самим Богом, Богочеловеком;: - во-первых, в силу того, что это действительно божественные истины, во-вторых, потому что они составляют сущность христианского, вероучения.
   Многие, как кажется, вполне церковные люди, глубоко безразличны к содержанию христианского вероучения и прежде всего - учения о Боге, то есть того, что должно бы быть самым дорогим. Это происходит обычно потому, что они слишком привязаны к земле, в частности, к своей земной психологии, ум и сердце слишком заняты всяческой суетой, ум не хочет работать и заниматься небесными знаниями. Иные, напротив, могут быть слишком заинтересованы вероучительными фантазиями, и вместо того, чтобы покорно подклонить свои умы высшей правде, чтобы они стали не столько разработчиками, сколько приемниками выработанных и известных христианских истин, начинают выдумывать нечто свое. И то и другое рождает мнимых христиан, и нужны серьезные покаянные пути, чтобы перейти от мнимости к подлинности. Тем , кто не безразличен к теории, в силу всяких движений своеумия, следует смиренно отказаться от этих своих "творческих" задатков и все свое творчество направить на пересотворение из себя "новой твари", готовой смиренно внимать Богу и Церкви.

    В книге пророка Исаии содержится пророчество о Спасителе. Там говорится, что Он послан на благовествование, в частности, на благовествование нищим. Это особо следует отметить в свете ответа, который дал Спаситель двум ученикам Иоанна Крестителя на их вопрос - Христос ли Он? В ряду нескольких признаков Своего мессианства Он назвал - "и нищие благовествуют"(Лк.7,22). Это признак мощный, потому что нищим не до того, чтобы благовествовать. Им бы выжить. А когда их задачей становится не одно выживание, а благовествование - значит, в них произошло что-то чрезвычайное. Он благовествует нищим, чтобы они услышали, и сами стали благовествовать услышанное ими.

   Дело Божие - исцелить сокрушенных сердцем. Сердце сокрушено у всякого человека по-своему, часто сердце сокрушается греховно, бывает разбито грехом, но и тогда оно нуждается в исцелении. Необходимо уничтожить то греховное неединство, внутреннее разделение, внутреннюю, так сказать, шизофрению, вернуть человеку цельность. Тем более Господь совершает Свое дело, когда речь идет о сокрушении сознательном, т.е. о том глубоком духовном опытном знании того, что "сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит"(Пс.5019), когда сокрушение явилось результатом покаяния, тогда исцеление становится прямой задачей Спасителя.
   Дело Божие - дать отпущение, т.е. освобождение плененным. В печальном душевно-психологическом плену находятся почти все люди. Это суровый плен страстей и пристрастий, привычек, склонностей, ощущений, фантастических планов на будущее. Душа может жить этим непрерывно, особенно в молодости. Старикам наоборот: о будущем не мечтается, остается перебирать радостные и печальные воспоминания, старые обиды, нередко мнимые, но сердце от них болит, т.е. находится в плену. Ни один человек собственными усилиями не может достичь освобождения от всех гадких и печальных видов плена. Богочеловек является для того, чтобы дать освобождение.
   Дело Божие - дать слепым прозрение. Это не только образ: из Евангелия известны неоднократные случаи реального исцеления слепых силою Иисусовою. Но во всех этих случаях более всего имеется в виду прозрение от слепоты духовной, т.е. возможность духовного видения себя, других людей и мира.
   Дело Божие - отпустить сокрушенных во отраду, т.е. в тот тип жизни, где господствует непрекращающаяся радость. Безусловно, речь не может идти о бытии этого века, этого эона. Речь может идти только о будущем эоне, о Царствии Божием, потому что окончательная и совершенная отрада, как целостное состояние души, есть свойство не этого мира. В этом мире - постоянные сокрушения.

вверх

<<<назад